Владимир Казаков - Вечный порт с именем Юность
Самолет полез в небо. Теперь Воеводин искал не место посадки, а поселок, стойбище, хотя бы хибарку горца, чтобы выбросить людей к людям. Его взгляд то и дело возвращался к аварийному люку в полу. Он думал, механически управляя машиной, не обращая внимания на факел за раскаленным соплом турбины. И окончательное решение созрело в тот момент, когда на берегу реки увидел поселок. Совсем маленький, всего шесть-восемь домов.
Позвал борттехника. Тот через трубу, осторожно потеснив детей, пролез в кабину летчиков и склонился к голове командира. Воеводин разговаривал с медсестрой. Она отвечала быстро, отрывисто. Он же говорил длинно, как показалось борттехнику, слова его были медленными, холодными,. Техник плохо понимал монгольский язык и следил только за выражением лица девушки. Она отвечала бесстрастно, запахнув глаза напряженными желтыми веками. Дернула головой – кивнула.
Воеводин перешел на русский:
– Смелая женщина. Привяжи к ее груди одного мальчика. Они свободно пройдут в люк. Под блоком радиостанции верёвка. Закрепиеё на вытяжном кольце парашюта. Другой конец за кресло. И… – Воеводин махнул рукой.
– Понятно, командир!
Когда откинули крышку люка, в самолете загудело, пыль выдуло из всех щелей и закружило по кабине. И тут же, будто насосом вытянуло её в люк. Где-то визжал воздух проходя с большой скоростью в в щель петли. Воеводин опустил плексигласовое забрало шлема, чтоб не слышать противного звука.
Самолет, накренясь терял скорость, описывая круг над поселком. В небе замкнулось дымное кольцо.
– Можно?
– Подожди, убавлю скорость до минимума, а то их струей побьёт.
– Можно?
– Теперь пошел!
В люке скрылись головы девушки и мальчика. Воеводин поднял забрало шлема.
– Штурмана так же! Только без веревочки, кольцо выдернет сам.
– Прощай, Иван! – сказал штурман, прижимая к себе ребенка.
Два красных купола, раскачиваясь, опускались за поселком. Их несло ветром на другую сторону реки. А там уже маленькие точки передвигались по земле к лодкам, казавшимся черточками с высоты.
На руках у техника сидел улыбающийся Чаймбол. Все происходящее малыш принимал за веселую игру. Он взмахивал руками, как крыльями, показывал пальчиком вниз, недоумевая, почему дядя с усами, у которого он на руках не разделяет его восторга.
– Готовься! – сказал Воеводин и расстегнул замок брезентовых лямок на груди. Включая автопилот, приподнялся с кресла и вынул из чаши сиденья парашют.
– Бери!
– Может, вы сами, командир?
– А самолет сажать будешь ты? – Воеводин выдернул чехол из трубы и заложил под себя вместо парашюта. Взглянул на техника, уже готового к прыжку.
– Пошел!
– Поторопитесь, баки полупустые, могут взорваться.
– Сяду. Давай! Да не так, к струе спиной надо, а то зашибешь мальчугана!
Еще один купол расцвел над поселком. Снижаясь к реке, Воеводин провожал его глазами. Нажал кнопку передатчика:
– Земля, приказ выполнил! На борту один. Принял решение садиться.
Небо молчало. Десятки, а может быть, и сотни пилотов слышали голос с горящего самолета. Он раскатился на многие километры не только в небе, но и на земле. Но помочь никто не мог. Все молчали, ожидая…
Показалась река, гладкая, как бетонка, – начало и край земли для всех пилотов. Полностью выпустив тормозные щитки и предкрылки, самолет терял высоту над водой, ожидая кусочек реки попрямее. За ним ползла жирная полоса дыма, окутывая берега, путалась в кронах низкорослых кривых деревьев.
В метре от крыла промелькнул утес.
Ровная переливчатая гладь впереди. Она сумеречно колышется перед стеклом кабины. Штурвал чуть-чуть на себя. Это уже посадочное положение.
– Повезло! – во весь голос закричал по радио Воеводин. И наверное, легко вздохнули все, кто был в воздухе и у динамиков на земле. Он даже успел получить «Я поздравляю тебя!» – по-английски с неба над океаном.
Сейчас закопченное брюхо самолета коснется воды. Только Иван Воеводин не достиг ее. Оставались сантиметры, когда на левом крыле вспух огненный полушар и тысячи капель горящего керосина из раненых баков разорвали самолет.
Долина реки тяжело ухнула. Вода на миг прогнулась…
Глава 6
XXV
…Лехнова исчезла из Нме. На другой же день, как только в ОСА прибыли штурман с бортмехаником и рассказали о трагическом происшествии над Большим Енисеем.
Ее искали везде. Даже в озере. Подключили милицию. По трем деталям сделали предположение, что она уехала.
Во-первых, старушки из гостиницы якобы видели ее с чемоданом.
Незадолго до этого ей передали ручной хронометр Ивана. Она ходила к часовщику на дом и просила починить часы. «Оплавлены. Памятники не ремонтирую», – отказался мастер. «Найду другого», – сказала Лехнова.
Рано утром из Нме в Город ушел автопоезд геологической партии. На борту одного вездехода видели женщину, похожую на Лехнову.
Михаил Михайлович Комаров замкнулся, в поиске участия не принимал. На это обратил внимание Донсков. «Михаил знает, где она, чертова баба! – думал он. – Сколько неприятностей за короткий срок. Терпи, комиссар… Куда же умчалась премудрая Галина? Дезертировала?..»
XXVI
В кабинете Комарова собрался «совет старейшин» – пожилые, опытные работники «Спасательной» эскадрильи. Далеко не все занимали руководящие посты, зато все были выбраны волей людей, как самые авторитетные и уважаемые.
На улице подвывал ранний ветер «студенец», высасывая из туч редкие мокрые хлопья снега. В церкви пахло сыростью. Тускло светился разноцветный витраж длинноовального окна за спиной Комарова. Комэск поднял голову, посмотрел на хоры, обвел взглядом потолочные своды. Металлическим колпачком самописки ударил по звонкому боку пустого графина:
– Через неделю переберемся в новостройку. Готовы ли отделы штаба к эвакуации? – спросил Комаров. – Здесь останутся только радисты и рында. Может быть, колокол заменим ревуном? Современно и громко.
– Пусть будет колокольчик. К душе он! – Пожилой вислоусый шофер с бензозаправщика громко высморкался в мятый платок.
– Не часто ли поминаем душу? Обвинял же нас Гладиков, что, используя атрибуты старины – церковь, колокол, мы скатываемся ко вздохам и мистике.
– Душа – понятие философское.
– Ты прав, Владимир Максимович, в бога давно никто не верит, а черта все-таки отпугивают! Талисманы, амулеты висят в кабинах. Перед полетом безбородые далеко не все бреются. Луговую, кроме тебя и Батурина, за штурвал никто сажать не желает.
– Старое поверье. Море всегда хочет взять себе женщину взамен той русалки, которую, по преданию, древний ирландский рыбак убил, не вняв ее мольбам о милосердии.
